Михаил Ахманов - Пятая скрижаль Кинара [=Принц вечности]

Прощание с погибшим сеннамитом состоялось в День Пальмы или Земляного Плода - в точности Дженнак не помнил. Но вечером в его хижине появился Старик - не с чашей, где лежало сердце Хрирда, а с широким поясом из черной кожи. Он присел и, раскачиваясь на пятках, заговорил на языке, который оказался понятным Дженнаку, на смеси арсоланского и атли, напоминавшего древнее наречие хашинда.

Был лес, были болото и великая река, рассказывал Старец, были люди, обитавшие в лесу и на речных берегах, и был Дух Тилани-Шаа, Который Живет Вечно. Дух, убивающий голосом, ненасытный и жаждущий жертв, повелитель трясин и топей, владыка черной воды и серого мха. Он, вечный, был вечно голоден и охотился на всякую живую тварь, пока не осталось в болоте никого, чья плоть могла бы насытить Тилани-Шаа. И тогда он принялся за людей - так что всякий раз, пересекая его владения по тропе Пестрых Перьев, они платили дань одним или двумя воинами или бросали Тилани-Шаа пленников, дабы самим миновать трясины и остаться в живых. Если пленников было много, восемь или десять, то Тилани-Шаа, высосав их, засыпал, и тогда в болоте дозволялось ходить половину месяца, и путь к реке, где собирали яйца черепах, ловили рыбу и охотились на кайманов, оставался свободным.

От Вечного Духа защищал лишь лес, куда Тилани-Шаа не мог пробраться - ведь в лесу властвуют другие духи, благожелательные к людям. И, желая спасти мир от ненасытного Тилани-Шаа, добрые духи повелели, чтобы выросли в лесу прочные деревья, чтобы стали они преградой для демона, чтобы сидел он в своих трясинах как зверь в клетке и не пытался пожрать всех зверей и всех людей, сколько их есть на свете. Люди, однако, глупы, а глупее прочих те, что приходят в чужую землю и, не ведая обычая ее, распоряжаются словно в собственном хогане. Умный же человек - такой, как арахака - первым делом присмотрится к чужакам и, не показываясь на глаза, поднесет дары, а среди них, среди перьев и шкур, положит амулет, дабы раскрыли пришельцы свою сущность, доказав свою силу или бессилие не словом, но делом.

Те, что поселились у реки, выглядели бессильными глупцами: убивали лес и добрых лесных духов, а Тилани-Шаа убивал их и высасывал всякого, кто появлялся в болоте, и радовался, что деревьев становится все меньше, и что близится день, когда клетка его рухнет по людскому недомыслию и беспечности. И тогда арахака начали сами убивать чужаков - ведь разделавшись с ними, Тилани-Шаа поселился бы в большой реке, и со временем перевелись бы там кайманы, и черепахи, и вся рыба. К тому же Дух, Который Живет Вечно, пожрав глупцов, принялся бы за умных людей, а умный тем и отличается от глупого, что думает о грядущем дне, о еще не рожденных детях и о добыче, которую принесут они к своим кострам.

Пришельцы, однако, были не совсем глупцами: хватило у них ума призвать других воинов, увенчанных алыми перьями, с оружием, подобным когтю ягуара. А с ними пришел великий вождь, исполненный мудрости и не знающий страха, с разящим копьем и двумя клыками у пояса, угодный лесным божествам; и был он тверд, как железное дерево, и ловкостью превосходил владыку змей, а силой - ягуара. И отправился вождь с лучшими из воинов своих к Тилани-Шаа, и поднял разящее копье, и метнул его в повелителя болот, и вступили они в битву, какой не видел мир; и от ударов их расплескались воды и расступилась земля, и солнце сошло с небес, и пали с них звезды. А потом…

Дженнак уснул, не дослушав славословия; слабость одолела его, и был сейчас великий вождь не тверд, как железное дерево, а мягок, словно циновка из тростника. Но когда он пробудился, то удалось ему ощупать лежавший на земле пояс, и был тот пояс, вырезанный из шкуры Тилани-Шаа, знаком его победы. И в грядущие годы он надевал его в День Фасоли и верил, что это приносит удачу - даже тогда, когда перестал уже верить в богов.

На рассвете он впервые смог сесть, опираясь на плечо Вианны, и, шевеля непослушными губами, назвал ее имя. Она улыбнулась, что-то произнесла; потом, увидев, что он не понимает, заговорила вновь на неразборчивой смеси арсоланского и атли. Но это наречие было знакомо ей хуже, чем Старику, и Дженнак разобрал лишь несколько слов:

– Нет Вианна, нет… Чали… мой - Чали… нет Вианна…

– Вианна, - с упорством повторил он, откинул голову на плечо девушки и уставился на площадку около костров. Там прыгал и приседал Уртшига, и было заметно, что колени у него после встречи с болотной тварью сгибаются с трудом. Но сеннамит не останавливался, подпрыгивал и скакал, пока у Дженнака не зарябило в глазах. Он утомленно прикрыл их веками, а когда очнулся снова, у ложа его сидели Ирасса, Амад и Пакити.

Тидам, поймав взгляд своего вождя, всплеснул широкими, как весельная лопасть, ладонями, и обрадованно просипел:

– Пуссь милоссь богов пребудет с тобой, сс-светлый господин! Благополучен ли ты?

– Благополучен, - ответил Дженнак, еле ворочая языком. - Столь же благополучен, как утка на циновке трапез, фаршированная перцем и ананасами.

– Ты шутишь, мой повелитель, - улыбнулся Амад Ахтам, сын Абед Дина. - Ты шутишь, значит, свежий ветер уже разгоняет облака печали, чтобы воссияло в душе твоей солнце бодрости и счастья.

– Не унес бы этот ветер мою душу в Чак Мооль… - Выдавив ответную улыбку, Дженнак коснулся черного пояса. - Кто ободрал ту тварь? Арахака?

– Я! - Ирасса стукнул кулаком в грудь. - Хрирд заслонил нас и умер, тебе тоже досталось, мой лорд, а Уртшига хоть и не лишился соображения, но на ногах стоять не мог. А у меня был только звон в ушах да слабость в животе. Но руки - хвала Куулу! - двигались! И пока наши парни с дикарями брели через топь, я успел вырезать пару ремешков из задницы этой болотной свиньи. Ну и шкура у нее, мой лорд! Нож затупился! Но ты ее хорошо приласкал! Я выдернул копье лишь с пятого раза!

– Что было потом? - спросил Дженнак, преодолевая слабость.

– Потом эта тварь потонула. Ты был жив, дышал, но не двигался, и арахака потащили тебя в селение. Меня и Уртшигу тоже. Несли, как малых детей, двадцать полетов стрелы, клянусь секирой Коатля! Нашим и прикоснуться не дали. Потому что мы - герои! Ухайдакали ихнего бога Тилану, который всех тут жрал, да твоим копьем подавился!

– Великий подвиг, мой пресветлый господин, - сказал Амад. - Я сложу о нем сказание, и будет оно не хуже, чем песня о битве твоей с Паннар-Са. Даже лучше! Ибо Паннар-Са ушел из рук твоих живым, а Тилана, как правильно заметил наш юный воин, подавился твоим копьем. Ты только скажи мне, какой бог помогал тебе в этот раз? Коатль? Или Тайонел, Потрясатель Тверди?

Слабая улыбка скользнула по губам Дженнака; он покачал головой и произнес:

– Не Коатль и не Тайонел, сказитель. Вианна…